Снова села за пианино. Надо подготовиться. Скоро наш день. Каждый год я ей играю нашу любимую колыбельную, поэтому я не хочу опозориться на этот раз. Заметила, что с каждым годом по новому ее играю. Первые 2 годы играла нежно, через слезы, боясь потерять гармонию. Сегодня играла громко, порывисто, вдавливая педаль до упора, пытаясь осознать всю ее волю, всю надежду, как она хваталась за жизнь, как она понимала, в таком возрасте, сколько есть осталось. Помню трясущиеся руки. Тогда я поняла, что люди стареют когда у них твердеют руки. У нее были шершавые руки. В неполные 12. Она не плакала. Она творила. Она бралась за все: лепка, керамика, графика, живопись... Наверно, она хотела оставить след. След во мне она точно оставила. Каждый раз, когда я про себя жалуюсь на жизнь, я вспоминаю, что у нее не было права выбора. А у меня есть. Это не дает мне делать глупостей. Детское нытье? Может.
Жалко, но ее родственников я не видела уже давно. Я боюсь идти к ним. Я не боюсь заплакать. Я не могу плакать при людях чисто физически. Это хуже. Все во мне.